Холод и сырость в конце концов сделали свое дело - мать серьезно заболела. У нас не было средств для лечения, даже аспирина, а у неё - сильная лихорадка. Мы старались успокоить её насколько могли и молились, чтобы она немного отдохнула оставшуюся часть долгой ночи.
Вскоре после полуночи нас разбудил громкий шум и звуки ударов в дверь. Под ударами дверь от ветхости неожиданно соскочила с петель. В проеме двери стояли три человека из войск советской секретной полиции. У двух солдат были винтовки и штыки, а у третьего, офицера, ответственного за группу ареста - револьвер в руке. Офицер закричал на мать: "Именем закона, гражданка Катерина Воронаева, вы арестованы!" Он добавил, чтобы после обыска она приготовилась отправиться в тюрьму. Слова офицера были подобны ножу, разрезавшему мое сердце. Мне казалось невероятным, чтобы трое вооруженных человек были посланы арестовать беспомощную женщину, отнимая мать от двух малолетних детей.
Дрожа от страха и лихорадки, моя мать торопливо оделась. Двое детей, разбуженных шумом и ругательствами солдат, плакали. Я не мог поверить своим глазам, когда солдаты начали распарывать наволочки на части, отпарывать подкладку одежды и сбрасывать всё на пол. Они собрали все наши письма, записные книжки, всё, что они могли найти, включая нашу большую семейную Библию и бросили их в кучу. Всё это надлежало доставить в полицейский штаб как "улики".
Я заклинал офицера о том, что мать больна и не в состоянии держаться на ногах без посторонней помощи. Я говорил им, что мать нуждается в срочной медицинской помощи и нужны носилки, чтобы нести её, так как она не может идти. В этот момент, проклиная меня и ругаясь, один из солдат приставил штык к моему животу и приказал повернуться лицом к стене, подняв вверх руки. Он обыскал меня и сказал, что, если я заговорю снова, он пристрелит меня на месте. Он велел мне повернуться и смотреть на них с поднятыми руками. Я все ещё вижу мою мать, стоящую посреди той ужасной комнаты с седыми волосами, дрожащими губами и прекрасным бледным лицом, яркими голубыми глазами, полными слёз. Теперь, когда солдаты закончили обыск, они были готовы забрать мать в тюрьму. Они приказали ей идти. Мать сделала только единственный шаг, затем упала на грязный пол и лежала на нём ничком. С громкими проклятиями и ругательствами один из солдат приказал ей встать. Моя мать не могла двигаться. Тот же солдат занес тяжелый ботинок, как бы собираясь нанести ей удар. Я лишь закрыл глаза и молился Богу: "О, Господи, нет, нет..." В какое-то мгновение он заколебался и затем опустил ногу. Два солдата подхватили мою мать под руки и потащили её по комнате, через дверь наружу. Я всё ещё стоял с поднятыми руками. Офицер держал под правой рукой связку книг и писем, а в левой револьвер, направленный в мою сторону. Он медленно пятился назад с направленным в мою сторону дулом, держа палец на спусковом крючке. Глубоко потрясенные Тимофей и Надежда, задыхаясь от рыданий, проговорили последнее любящее "до свидания" в то время, как нашу мать увозили в тюрьму.
|
|
|
|
971 